Совсем недавно, заведующий отделением Проктологии МКБ «Sfânta Treime», Михаил Анатольевич Эрлих был отмечен высокой государственной наградой Молдовы – орденом «Gloria Muncii», за, как гласит указ Президента, «долголетний плодотворный труд в области здравоохранения, значительный вклад во внедрение современных форм и методов лечения и самоотверженность, проявленную при исполнении врачебного долга».
Весь персонал больницы искренне поздравляет доктора Эрлиха с наградой и желает ему дальнейших успехов в профессии.
О том, каким был путь к этой награде, рассказывает сам виновник события.
Михаил Анатольевич, сегодня Вы — отмеченный государственной наградой, известный в Молдове врач, а когда к Вам пришло понимание, что медицина – это Ваше призвание и что Вашему решению поспособствовало? Может, кто то из Ваших близких имел отношение к медицине?
Не могу сказать, что я мечтал стать врачом с самого раннего детства. В школе моими любимыми предметами были история и география. Но так сложилось, что моя мама долго и тяжело болела, и все время во мне как-то росло и крепло желание облегчить ее положение, помочь ей, и примерно лет в 13-14 я впервые пришел к мысли, что хочу стать врачом.
Из моих близких никто никакого отношения к медицине не имел. Я из простой семьи, из города Резина. Моя мама была швеей, а отец, который прошел всю войну, работал после возвращения с нее, был сначала начальником пожарной части, потом заведовал клубом. Он рано умер, когда мне было всего17,5 лет, так что я уже в довольно юном возрасте почувствовал, что я мужчина, глава семьи и должен нести ответственность за близких. Нас у родителей было трое, я был самым младшим. Еще у меня были сестры – старшая Раиса, средняя Ирина. К моменту смерти отца они уже жили своими семьями, а я еще жил с мамой и всегда чувствовал себя ответственным за нее.
Правда, могу отметить, что врачами стали и мои двоюродные братья: один из них уролог, второй — педиатр.
Почему Вы говорите, что сестры «были», их уже нет в живых?
К сожалению, одной из сестер – средней Ирины, которая была старше меня на 2 года, действительно давно нет в живых. Ее не стало в 1978 году, когда я учился уже на втором курсе мединститута. В одно далеко не прекрасное утро совершенно здоровая, казалось бы, молодая женщина, просто не смогла подняться с постели. Стали выяснять, в чем дело, я привез ее в Кишинев на обследование, и оказалось, что у сестры рак головного мозга. Ирину повезли на операцию в Москву, но оказалось, что уже поздно. Это прискорбное событие еще больше добавило мне уверенности, что выбрав медицину, я выбрал правильный путь.
Если желание быть врачом созрело еще в школьные годы, можно предположить, что в Медицинский Институт Вы пошли сразу после ее окончания?Как раз нет. Материальное положение в семье было сложное. И после окончания школы я, как мужчина, должен был обеспечивать себя и маму, поэтому пошел работать на Рыбницкий насосный завод. Парень я был довольно крепкий. Еще со школы занимался спортом – играл в гандбол, и довольно неплохо. Я по сей день с благодарностью вспоминаю нашего учителя физкультуры, который тренировал нас, мальчишек, и направлял всю нашу энергию на занятия спортом, ведь городок наш в те времена был довольно хулиганистый, но мы все были в спорте. Наша команда выигрывала тогда практически все юношеские первенства в республике, и в свое время, я даже входил в символическую сборную Молдавии, так что, будучи хорошо развит физически, на завод я пошел работать в качестве стропальщика грузчика.
А как же медицинский институт, когда Вы поступали в него?
Я попробовал поступить после года работы, но попытка была неудачной, поэтому я опять вернулся на завод, а в положенное время был призван на службу в Советскую Армию, в Калининградскую область, в ракетные войска ПВО страны – в те годы они бурно развивались. В армии я был оператором наведения, прошел через школу сержантов. Но эти два года службы не были для меня сложными, ведь я был вполне самостоятельным, дружил со спортом, так что служба в армии не составила никакого труда. И уже после демобилизации я поступил в институт.
И чем Вам запомнилась институтская жизнь? Ведь студенческие годы считаются одними из самых ярких в жизни.
Все шесть лет моей институтской жизни я учил, учил и снова учил. Честно говоря, мне было не просто. Я попал в очень сильную группу. Со мной учился сын тогдашнего ректора мединститута, немало других сильных ребят из семей профессорско-преподавательского состава. Их подготовка — подготовка выпускников лучших городских школ, была намного сильнее, а знания на порядок выше моих,– парня из обычной средней школы провинциального города Резина, к тому же окончившему эту школу несколько лет назад и отслужившему в армии. Но зато мне было к чему стремиться, ведь надо было соответствовать уровню группы, а не плестись в хвосте.
Кстати, огромную помощь в первые годы учебы мне оказала моя супруга Наталья, тогда еще просто однокурсница. Она мне очень помогала в то время — мы вместе готовились к семинарам, она «подтягивала» меня по тем предметам, в которых я был недостаточно силен. Постепенно наши отношения из просто дружеских, переросли в нечто большее, мы начали встречаться, и примерно к третьему курсу, как и все молодые люди, чьи отношения в разгаре, мечтали поскорее пожениться. Но родители Натальи категорически настаивали на том, чтобы мы вступили в брак после окончания учебы и теперь, оглядываясь назад, можно с уверенностью сказать, что они были правы.
А из преподавателей Вам кто-то запомнился особенно? Поддерживаете ли Вы отношения с кем-то из однокурсников и по сей день?
С однокурсниками общаемся, конечно, и сейчас – с нашего курса очень многие остались в Кишиневе. Но скорее наше общение происходит в профессиональной сфере, жизнь, как говорится, развела по разным берегам. Сегодня многие из моих однокурсников уже профессора и доценты, известные в своих кругах специалисты. Мы иногда общаемся на встречах выпускников. Перезваниваемся, если необходимо услышать мнение коллеги, как специалиста в той или иной области медицины.
Что же касается профессорско-преподавательского состава, то с этим мне очень повезло. Учась в институте, я застал еще ту плеяду преподавателей, которые были эвакуированы в Кишинев в составе Второго Ленинградского Медицинского Института, плеяду, в которой практически каждое имя – легенда. Это были НАСТОЯЩИЕ профессора, НАСТОЯЩИЕ педагоги, которые давали НАСТОЯЩИЕ знания.
Помню, историю медицины у нас преподавал профессор Пэпушой — интеллигент и эрудит высочайшего класса. Он так интересно вел свои лекции, что студенты его просто заслушивались, причем аудитория всегда была переполнена, так как послушать его приходили студенты с самых разных курсов.
Некоторые из наших преподавателей прошли Великую Отечественную войну, представляете каким бесценным опытом и знаниями они обладали и делились с нами! При этом надо отметить, что в те времена еще не было диагностического оборудования — компьютерных томографов, ангиографов и др., которым врачи располагают сегодня. Вся диагностика основывалась на клиническом мышлении, исключительно на имеющихся знаниях и приобретенном опыте. Сегодня врачам в этом плане работать гораздо проще на помощь приходят современные методы обследования. Так что все преподаватели у нас были отличные, у каждого из них была, как сейчас говорят «своя фишка», которая отличала его и привлекала к нему студентов.
Вы сразу мечтали стать хирургом? Или Вас что-от подтолкнуло к хирургии?
Наверное, процентов 80 студентов поступающих в те времена в медицинский институт хотели быть хирургами. В те годы слово «ВРАЧ» звучало гордо, к врачам относились с уважением, ведь они оказывали помощь и спасали жизни, как, впрочем, и сегодня. Правда тогда медицина не была как сегодня «сферой услуг», и обратившийся к доктору человек был не «клиентом», а «пациентом». В общем, общественное мнение – кинофильмы, публикации в СМИ и т.д., формировались таким образом, что профессия врача считалась, наверное, самой благородной. А профессия хирурга в нашем понимании, в понимании тогдашних абитуриентов – самая благородная из благородных. Ведь у врачей других специальностей все немного по-другому, не так как у хирургов. Например, у терапевта результат лечения виден не всегда сразу. Должно пройти некоторое время, чтобы эти результаты стали заметны, а вот хирурги, особенно нейро- или кардио- – совсем другое дело: сделал операцию – спас человека, сделал пять – спас пять жизней! Так мы, абитуриенты, окрыленные романтикой благородной профессии, тогда рассуждали.
Но на деле было все очень прозаично. Прекрасно помню тот день и те обстоятельства, которые действительно подтолкнули меня каким-то образом к хирургии.
Дело было зимой. Учился я на втором курсе, и наш курс проходил «Хирургию», кстати говоря, в этой больнице – в то время Третьей городской. То памятное для меня занятие вел Михаил Васильевич Намашко, который был ассистентом на кафедре Константина Андреевича Цыбырнэ. Мы, группа студентов, зашли в большую перевязочную, она раньше была на этом самом этаже, где нынешнее отделение Проктологии. Нас набилось человек 40, наверное. Все тепло одеты, я до сих пор помню, что был в большом теплом белом свитере, который мама связала сама – на улице ведь зима, снег по колено.
И вот стоим мы все, смотрим, как преподаватель снимает дренаж после холецистэктомии. И вдруг, я чувствую, что голова начинает кружиться, и что я теряю сознание. Последнее что слышал – крик наших девочек: «Эрлих падает!». Вот такое со мной случилось. Кроме того, что в помещении со специфическим запахом было душно, на мне был тяжелый свитер, я еще и два дня практически не ел – студенческая жизнь она порой бывает и такая. Но, тем не менее, девушки которые со мной учились, совсем молоденькие, этим случаем были весьма удивлены. Как это такой взрослый, по их меркам, дядя не смог находиться в перевязочной? Какой же это будущий врач?!
Не сказать, что меня это сильно задевало тогда, но все же чувствовал я себя как-то неловко. Не покидала мысль: «Взрослый парень, и тут такое себе позволил…» Решил себя «тренировать», поначалу заходил в пустую перевязочную, привыкал к ее специфическим запахам, потом старался как можно чаще присутствовать при разных медицинских манипуляциях. Так, постепенно я увлекался тем, что видел, мне нравилось то, что делают врачи, и я все больше и больше склонялся к профессии хирурга.
Позже, когда увидел, сначала «на куполе», а потом и в операционных как наши опытные хирурги делают настоящие операции, когда нас студентов они стали брать с собой, когда увидел, как довольные больные после этих операций благополучно выписываются домой, понял, что другой профессии не хочу.
Кого Вы считаете свои наставником в хирургии, примером для себя?
Прежде всего, конечно же, академика Константина Андреевича Цыбырнэ , который во времена моей учебы заведовал кафедрой хирургии. Он был настоящим профессором и наставником.
С благодарностью вспоминаю Константина Нестеровича Кульбачного многоопытного хирурга, с которым мне довелось работать в нашей больнице (сначала он работал в онкоинституте). Для него не существовало понятия «неоперабельный больной». И все у него все было на высшем уровне: огромный опыт, блестящий ум, золотые руки . Все кому довелось находиться с ним рядом учились у него.
Могу сказать, что мне посчастливилось работать с целой плеядой замечательных хирургов. Это и Сильвия Васильевна Гроза, и Иван Васильевич Гонцов, и многие многие другие.
Их опыт, знания и наставничество были бесценны. Они всегда бережно относились к нам, молодым хирургам, никогда не ставили себя выше нас. Их цель была нас научить нас всему, что умели сами, и они это блестяще делали.
Как случилось, что Вы пришли работать именно в эту больницу?
Да, как-то так получилось, что жизнь меня с ней связала еще со времен учебы в институте. В 1979 году я, будучи студентом, пришел работать сюда медбратом, в отделение Нефрологии. Хотя я и получал стипендию, денег не хватало, поэтому я брал побольше дежурств и подрабатывал, как мог.
Правда, один год, когда была субортинатура, я отработал в Больнице скорой помощи, но по окончании института, в 1982 году, интернатуру я проходил уже здесь и так и остался работать хирургом.
В проктологии?
Нет-нет. Сначала я был ургентным хирургом, и оставался им на протяжении 13 лет. Причем, замечу, что в те годы, пока не открылась Больница скорой помощи, наша больница принимала пациентов абсолютно всех профилей: урология, гинекология, хирургия, в том числе и челюстно-лицевая, торокальная и т.д.
Будучи ургентным хирургом мне приходилось работать со всеми хирургическими пациентами, и я делал то, что в моих силах. Конечно же, в больнице дежурили и более опытные хирурги, которые приходили на помощь, если я не мог с чем-то справиться. Опытный доктор становился по другую сторону операционного стола, и я работал под его руководством. Сегодня я очень благодарен всем своим старшим коллегам, я многому у них научился. Годы работы ургентным хирургом были для меня бесценной практикой, благодаря которой я приобрел большой опыт.
А в проктологию мне предложили идти работать в 1989 году, причем я был категорически против, так как хотел работать в общей хирургии.
Что же Вас заставило согласиться?
Просто так сложилась ситуация. В тот момент было довольно сложное время, Советский Союз начал распадаться, устоявшиеся десятилетиями правила жизни менялись, появлялись первые предприниматели, которые открывали свое дело, пытаясь заработать деньги. В те времена появлялись разного рода, как их называли тогда, кооперативы. Были кооперативы и медицинской направленности, в которых работали врачи разных специальностей, в том числе и хирурги. Деятельность таких кооперативов заключалась в организации выездных медицинских бригад, которые приехав в тот или иной район Молдовы, проводили всем желающим платные обследования. Как-то раз один из хирургов, работающих с такой бригадой не смог выехать в нужное время по каким-то причинам, и его коллеги искали хирурга, который мог бы его заменить. С просьбой о помощи обратились ко мне, и поскольку я был на тот момент свободен, то дал согласие.
О такой моей «внерабочей» деятельности узнал главный врач больницы, который вызвал меня к себе и сказал, что раз у меня так много времени он предлагает мне на выбор пойти работать или в септическую хирургию, или в проктологию. Решение надо было принимать быстро, так как дело было летом, людей катастрофически не хватало и хирурги были нужны срочно. Я выбрал проктологию
Когда я пришел в отделение, там работали прекрасные врачи, которые собственно открыли направление проктологии у нас в Кишиневе. Это Валентина Михайловна Коротун – она была заведующей, Софья Ионовна Анбиндер, Николай Андреевич Цуркан – он был доцентом на кафедре, позже отделение возглавил Леонид Кириллович Сербушка, к сожалению, ныне покойный.
Так я, продолжая работать ургентным хирургом, стал и хирургом-проктологом, было это в 1989 году. И, надо сказать, что поначалу мне было очень непросто. Операции начинались в 9 часов утра и заканчивались в 5 вечера. В половину шестого мы выходили из операционной. Причем, врачи менялись от пациента к пациенту, а я, как ассистент, был всегда у стола. Время от времени возникало желание все бросить. Спустя какое-то непродолжительное время мне предложили пройти специализацию в Институте Проктологии в Москве, и я уехал на несколько месяцев. Когда увидел, как там работают хирурги-проктологи, понял, что в этом направлении хирургии есть к чему стремиться и чего достигать. Проктология меня заинтересовала, я постоянно ходил на различные операции, увидел много нового и многое для себя уяснил. Главной моей целью было узнать как можно больше нового и ни на что не отвлекаться. Я понимал, что и в наших силах многое, что делают в Москве делать и у нас в Кишиневе и когда вернулся, стал постепенно вводить в практику то, что там увидел и чему научился. Многие новшества были нами освоены и если какое-то время назад некоторых больных мы были вынуждены отправлять для операций в другие клиники, то со временем многие операции стали успешно проводиться у нас.
Вы упоминали, что многие Ваши однокурсники сегодня стали профессорами и доцентами. А у Вас была возможность и желание заняться научной работой?
Да, были и возможности и желание. В свое время мне предлагали стать ассистентом на кафедре. Первое предложение поступило от Константина Андреевича Цыбырнэ, второе, спустя несколько лет – от Михаила Васильевич Намашко. Но ни в первом, ни во втором случае из-за семейных обстоятельств я не смог принять их предложения. Казалось, что все еще успею, но не получилось. Сейчас в некотором роде жалею, что поддался обстоятельствам, но, наверное, это было «не мое».
И хотя научной работой заниматься не получилось, я, конечно же, как и все мои коллеги, постоянно совершенствуюсь в профессии. Сегодня у нас есть возможность выезжать для общения и обмена опытом с коллегами на различные форумы, конгрессы и т.д. в страны Евросоюза. Так что мне приходилось бывать и в Мюнхене, и в Будапеште и в других городах Европы, не говоря уж о Москве, Киеве и других городах ближнего зарубежья, где у нас с коллегами давние связи.
Не могу не спросить Вас о курьезных или просто запомнившихся Вам по той или иной причине случаях из практики, из Вашей профессиональной жизни.
Моя хирургическая практика очень специфична, и курьезы не редкость. Работая хирургом-проктологом, чего только не приходится доставать из кишечника пациентов: и маленькие бутылочки из под водки (0,25), и дезодоранты, и колюще-режущие предметы, и столовые приборы и многое многое другое.
Было время, когда тюрьма Прункул не имела своей медсанчасти, и к нам довольно часто возили заключенных, которые были готовы на все, чтобы хоть на какое-то время попасть на больничную койку. И в их кишечнике и прямой кишке можно было найти все что угодно. Так что практика полна курьезов.
Но я могу рассказать один из моментов моей жизни, который очень памятен для меня. Мне было 29 лет, и я был в числе многих курсантов, которые съехались из всех республик Советского Союза на курсы повышения квалификации в Московский Институт Проктологии. Директором этого Института в то время был академик Геннадий Николаевич Воробьев, очень правильный и справедливый человек, но строгий и даже можно сказать жесткий.
День обычно начинался с общего собрания, на котором обсуждались текущие проблемы и формировались команды для предстоящих операций. Проходило это собрание в большом зале и присутствовало на нем много людей – человек 150. В тот день, о котором идет речь, на таком вот собрании директор Института очень жестко распекал кого-то из врачей из-за допущенной ими оплошности, честно говоря, не помню из-за какой именно. Весь зал притих и замер, видя его настроение и негодование.
Пришло время составлять бригады на предстоящие операции, а операции надо сказать, все довольно сложные. Дошла очередь и до формирования бригады с самим Воробьевым. Видя его расположение духа, как вы понимаете, никто вместе с ним работать в тот день особенным желанием не горел. Врачи, которых вызывали, находили причину, чтобы избежать этого – или уже есть другая операция, или самочувствие неважное и т.д.. Тогда он обратился к нам, курсантам, которые тоже сидели тихо как мышки. Уж не знаю, как это получилось, я, как мне тогда казалось, просто сделал движение рукой, но ему, по-видимому, показалось, что я собрался ее поднять, чтобы вызваться на операцию и он обратился ко мне с вопросом кто я такой и откуда приехал. Все кто был в зале, воззрились на меня с большим удивлением – кто это такой смелый, что сам решился иди с профессором на операцию, когда он в таком настроении? А я вдруг подумал, если выпал, зачем отказываться,? Терять мне нечего, а опыт приобрету неоценимый.
Так я впервые попал в одну команду с самим академиком Воробьевым. В операционной нас было трое: профессор, я и еще один молодой доктор. Начали оперировать, и вдруг этот молодой доктор что-то сделал во время операции не должным образом, профессор разозлился, выгнал его из операционной и мы остались оперировать вдвоем. Операция шла своим чередом: профессор работал со стороны живота, а я со стороны промежности. Я, конечно же, очень сильно волновался и переживал, что тоже сделаю что-то не так. Но профессор, время от времени спрашивая меня, откуда я тот или этот момент знаю, постоянно меня поддерживал и хвалил, а когда операция окончилась, крепко пожал руку.
На следующий день, перед очередным собранием, когда он шел к своему столу в окружении других профессоров, заметив меня в зале среди присутствующих, он развернулся и подошел ко мне, чтобы поздороваться за руку. Окружающие были удивлены: кто это такой, что САМ Воробьев идет к нему здороваться? А мне было очень и очень приятно, что профессор запомнил меня и выделил среди остальных.
После этой первой совместной операции он стал практически постоянно брать меня с собой в операционную. Предлагал остаться в Москве, говорил, что голова и руки у меня хорошие и что за два года я смогу защитить диссертацию. Но опять не сложилось – дочь была маленькая и мы с женой по очереди оставались с ней.
Эта встреча с профессором – еще один шанс заняться научной работой, который мне жизнь подарила, но, повторюсь, по-видимому, это было «не мое».
Как вы себя чувствуете в роли заведующего отделением, это «ваше»?
Да, это мое. Я занимаю эту должность с 2006 года. В отделении со мной работают еще два врача Эльвира Андон и Дорин Пантелейчук. Мы работаем вместе уже 12 лет. Они, также как и я когда-то, пришли в проктологию из ургентной медицины. Сегодня — они мои верные помощники.
На мой взгляд, у нас сплоченный коллектив – врачи, медицинские сестры, младший медицинский персонал – все мы трудимся рука об руку и делаем одно общее дало. Конечно же, как и в любом коллективе, бывает всякое, но недоразумения быстро разрешаются, и в итоге мы находим общий язык и понимаем друг друга. Я считаю, что мы – настоящая команда.
Как Вы узнали о том, что Вас наградили орденом?
Мне сообщил об этом директор больницы Олег Константинович Круду. Было воскресенье, я был на работе, он мне позвонил и спросил, знаю ли я о декрете Президента. Я даже не сразу понял, о чем идет речь. Когда понял, конечно же, обрадовался.
Разве Вы не знали, что были представлены к награде?
Знал, что в администрацию больницы пришло письмо о том, что инициативная группа выдвинула мою кандидатуру для награждения орденом, и знал также, что директор больницы это ходатайство поддержал.
Но еще я знаю и то, что моя кандидатура не была единственной, и что у нас работает немало врачей достойных награды не меньше, чем я.
На мой взгляд, хирург вообще всегда работает не один, а в команде. Один я бы ничего не смог сделать для больного, Да и все мы врачи делаем одно большое общее дело, так что это эта награда не только моя личная заслуга, а скорее часть заслуг сотрудников всей больницы.
Какими были Ваши мысли и чувства, когда Вы уже осознали, что Вас наградили?
Конечно же, радость и гордость.
Хотя могу честно сказать, что я никогда не стремился к каким-то наградам или начальственным должностям. Но у меня всегда было очень и очень много пациентов, еще с тех пор, когда я только начинал свою работу в проктологии. А по мере совершенствования своей профессии этих пациентов становилось все больше. И для меня, как для врача – это главное. Ведь если пациенты идут ко мне — это значит, что они мне доверяют, и я рад, что могу им помочь.
Когда-то, много лет назад, я принял решение стать врачом в силу жизненных обстоятельств – очень хотелось помочь маме, облегчить ее страдания. Выбрал профессию хирурга, тоже в силу определенной жизненной ситуации – уж очень задел меня случай в перевязочной. Но я ни на секунду не жалею о том, как сложилась моя судьба и что я связал свою жизнь с медициной.
